Добавлено: 14 сен 2004, 14:24
Я удивляюсь, как до сих пор была пройдена еврейская тема. Неотъемлимая, кстати, часть славянской истории. Их можно любить, критиковать, ненавидеть, оплевывать, восхищаться, но их вклад в юмор огромен. Извините, если не пишу в отдельный раздел на этом сайте для анекдотов, но, честно говоря, я нашел его несколько неудобным, к тому же обратная связь на форуме лучше.
Хаим Мандельштам, важный торговый посредник, услышал о знаменитом портном из Ковно, Шмуле Пинчерле, и решил заказать у него свой новый церемониальный костюм. Даже несмотря на то, что от Минска до Ковно путь неблизкий.
Старый портной поглядел внимательно на клиента, взял мерки и попросил г-на Мандельштама вернутся через месяц, забрать костюм.
Ровно через месяц Хаим опять проделывает путешествие из Минска в Ковно, но портной заявляет, что у него возникли трудности и просит вернуться еще через месяц.
И вот, из месяца в месяц, Шмуль Пинчерле отодвигал момент готовности костюма еще на месяц и так 6 раз. На седьмой месяц костюм был наконец-то готов, и это был всем костюмам костюм.
«Послушайте, Шмуль», заговорил торговый посредник, довольно рассматривая свою новую вещь. «Костюм действительно бесподобен, но вы можете отдать себе отчет, что вам понадобилось семь месяцев, чтобы его завершить работу, в то время, как Господу нашему, чтобы сотворить мир, достаточно было лишь семи дней?!»
В последний раз обследуя костюм, чтобы не пропустить и малейшую погрешность, Шмуль Пинчерле вздохнул и после выдержанной паузы заметил: «То, что вы говорите, верно, дорогой г-н Мандельштам! Но, посмотрите, насколько красив мой костюм... и я вас умоляю... посмотрите, какой ужас, этот мир!»
Абрамчик Каганский отправился из своего польского местечка попытать фортуну в Лондон, и фортуна от него не отвернулась. Он быстро поднялся по социальной лестнице, поменял свое имя на Брайана Колмана и был вхож в высшее общество.
В один прекрасный день старый отец решил повидать своего Абрамчика, первенького, хоть раз увидеть перед смертью. За месяц до приезда он отправил сыну телеграмму. Абрамчик Каганский, в миру Брайан Колман, впал в панику. Оправившись, стал организовывать свое освобождение от всех занятий и мероприятий, купил разнообразные приспособления, чтобы закамуфлироваться от всех, в том числе и от жены, и поехал в порт встречать старого отца. Шимен был хассидом в сюртучке, с шляпой, отделанной по краям мехом, пейсами, полный набор. Если бы высшее обществе Лондона догадалось о происхождении Брайана Колмана, если бы его видели вместе с отцом, для Брайана это было бы концом, жена бы развелась, и он больше не увидал бы своих детей.
С большой осторожностью он приблизился к отцу, посвятил его в свое непростое положение и стал умолять не разрушать его жизнь. Шимен Каганский, человек необычайного добросердечия, согласился с сыном. Затем Абрамчик-Брайан повел его к лучшему портному Лондона и купил отцу самый элегантный tight... бесполезно, старик сохранял однозначно еврейский вид. Он купил ему самый изысканный котелок, старик все равно казался сошедшим с плаката антисемитской пропаганды. Тогда Абрамчик-Брайан принял самое тяжелое решение: волосы старого Шимена были подстрижены с хирургической точностью, борода была укорочена и приведена в порядок, старик хладнокровно согласился и на это, но и этого изменения было недостаточно. Цирюльник получил указание брить. Старик выдержал без жалоб даже это святотатство. К сожалению, оставались еще пейсы, последний бастион еврейства. С бесконечной болью в глазах Абрамчик-Брайан кивнул головой и брадобрей-палач осуществил последний акт жестокой волосяной трагедии, отрезал пейсы и выбрил их в благороднейшие височки. В зеркале лондонского фигаро отражался сейчас безупречный старый английский джентльмен. В этот самый момент Шимена Каганского захватили эмоции, и он начал тихо плакать, щедрые слезы текли в тишине по обритым щекам. Сын почувствовал себя внезапно червем, его чувство вины яростно набросилось на него, он кинулся на колени перед ногами отца и, рыдая, проговорил: «Прости же этого негодного сына, недостойного быть названным человеком! Что я натворил? Я надругался над самыми глубокими чувствами еврея и этот еврей – мой отец! Сможешь ли ты когда-нибудь простить этого негодяя?»
Старый Шимен Каганский, всхлипывая носом, ответил так: «Я не из-за этого плачу, Брайан, я плачу оттого, что мы, англичане, профукали Империю!»
Уверен, что этих вы еще не слышали.
Хаим Мандельштам, важный торговый посредник, услышал о знаменитом портном из Ковно, Шмуле Пинчерле, и решил заказать у него свой новый церемониальный костюм. Даже несмотря на то, что от Минска до Ковно путь неблизкий.
Старый портной поглядел внимательно на клиента, взял мерки и попросил г-на Мандельштама вернутся через месяц, забрать костюм.
Ровно через месяц Хаим опять проделывает путешествие из Минска в Ковно, но портной заявляет, что у него возникли трудности и просит вернуться еще через месяц.
И вот, из месяца в месяц, Шмуль Пинчерле отодвигал момент готовности костюма еще на месяц и так 6 раз. На седьмой месяц костюм был наконец-то готов, и это был всем костюмам костюм.
«Послушайте, Шмуль», заговорил торговый посредник, довольно рассматривая свою новую вещь. «Костюм действительно бесподобен, но вы можете отдать себе отчет, что вам понадобилось семь месяцев, чтобы его завершить работу, в то время, как Господу нашему, чтобы сотворить мир, достаточно было лишь семи дней?!»
В последний раз обследуя костюм, чтобы не пропустить и малейшую погрешность, Шмуль Пинчерле вздохнул и после выдержанной паузы заметил: «То, что вы говорите, верно, дорогой г-н Мандельштам! Но, посмотрите, насколько красив мой костюм... и я вас умоляю... посмотрите, какой ужас, этот мир!»
Абрамчик Каганский отправился из своего польского местечка попытать фортуну в Лондон, и фортуна от него не отвернулась. Он быстро поднялся по социальной лестнице, поменял свое имя на Брайана Колмана и был вхож в высшее общество.
В один прекрасный день старый отец решил повидать своего Абрамчика, первенького, хоть раз увидеть перед смертью. За месяц до приезда он отправил сыну телеграмму. Абрамчик Каганский, в миру Брайан Колман, впал в панику. Оправившись, стал организовывать свое освобождение от всех занятий и мероприятий, купил разнообразные приспособления, чтобы закамуфлироваться от всех, в том числе и от жены, и поехал в порт встречать старого отца. Шимен был хассидом в сюртучке, с шляпой, отделанной по краям мехом, пейсами, полный набор. Если бы высшее обществе Лондона догадалось о происхождении Брайана Колмана, если бы его видели вместе с отцом, для Брайана это было бы концом, жена бы развелась, и он больше не увидал бы своих детей.
С большой осторожностью он приблизился к отцу, посвятил его в свое непростое положение и стал умолять не разрушать его жизнь. Шимен Каганский, человек необычайного добросердечия, согласился с сыном. Затем Абрамчик-Брайан повел его к лучшему портному Лондона и купил отцу самый элегантный tight... бесполезно, старик сохранял однозначно еврейский вид. Он купил ему самый изысканный котелок, старик все равно казался сошедшим с плаката антисемитской пропаганды. Тогда Абрамчик-Брайан принял самое тяжелое решение: волосы старого Шимена были подстрижены с хирургической точностью, борода была укорочена и приведена в порядок, старик хладнокровно согласился и на это, но и этого изменения было недостаточно. Цирюльник получил указание брить. Старик выдержал без жалоб даже это святотатство. К сожалению, оставались еще пейсы, последний бастион еврейства. С бесконечной болью в глазах Абрамчик-Брайан кивнул головой и брадобрей-палач осуществил последний акт жестокой волосяной трагедии, отрезал пейсы и выбрил их в благороднейшие височки. В зеркале лондонского фигаро отражался сейчас безупречный старый английский джентльмен. В этот самый момент Шимена Каганского захватили эмоции, и он начал тихо плакать, щедрые слезы текли в тишине по обритым щекам. Сын почувствовал себя внезапно червем, его чувство вины яростно набросилось на него, он кинулся на колени перед ногами отца и, рыдая, проговорил: «Прости же этого негодного сына, недостойного быть названным человеком! Что я натворил? Я надругался над самыми глубокими чувствами еврея и этот еврей – мой отец! Сможешь ли ты когда-нибудь простить этого негодяя?»
Старый Шимен Каганский, всхлипывая носом, ответил так: «Я не из-за этого плачу, Брайан, я плачу оттого, что мы, англичане, профукали Империю!»
Уверен, что этих вы еще не слышали.